О верности крыс. Роман в портретах - Мария Капшина

– Страсть, как больно, да? – жадно спрашивала та, что присела на кровать. – А ещё когда промывали – это ж смерть! – продолжила она, дождавшись утвердительного ответа. – Я б визжала, как порося!

«Ой, дура! – подумала Кошка, внутренне напрягаясь. – Идиотка! Сидела она, интриги интриговала всю перевязку! А охать нам не по статусу: старшие кхади, пример для малолеток…» Она поразмыслила ещё, и решила, что сойдёт. Может, у Вейсы с перепугу боль прошла. Бывает. Ступор от пережитого.

Разговор, тем временем, скатился на достоинства хозяина, недостатки низкого жалования и недостачу приличных женихов в пределах досягаемости, откуда вновь вернулся к хозяину, который не то что на служанок, а и на жену свою внимания не обращает. Всё в делах, всё по городу мотается, а домой приходит только чтоб кого-то в кабинете принимать.

– …так с ним и заперся, теперь, чего доброго, всю ночь просидят.

– С кем заперся? – переспросила Кошка рыжую девчонку.

– Да пришёл какой-то, вроде зангца: серьга в ухе, шапка ихняя, и глаза зыркают. Сам неприметный такой, бесцветный какой-то, а на левой руке пальцев не хватает. К хозяину то и дело всякие шастают – ух, какие! Так бы и спряталась в чулане, да поглядеть любопытно ж… – охотно продолжала разговорчивая девушка, хоть Кошка уже не слушала, обдумывая любопытный вопрос… Что делать в доме тэрко наёмному убийце Нхарию по прозвищу Призрак?

– Это что же, вам всю ночь не спать? – сочувственно сказала Вейса. – Вдруг лорду герцогу чего понадобится?… Он голосом кричит, или звонок какой есть?

– Да он до нас не кричит, – махнула рукой одна из девушек. – Там Ёнта, старый хрыч, караулить будет в каморке рядом, если вдруг чего надо. Потому что до нас и не докричаться: кабинет – это ж наверху, на третьем этаже, аж за большим залом…

– А вот я в одном доме видела такой звонок, – сказала Вейса, – что за шнурок дёрнуть, а шнурок протянут до людской, и там к колокольчику привязан. Хозяева за шнурок дёрнут, а у слуг звенит…

Беседа пошла было о достоинствах и недостатках разных способов вызова слуг, а потом Вейса с мученическим лицом села и попросилась в отхожее место. От проводников отказалась, три раза выспросила дорогу («А потом направо? А, направо лестница наверх? Значит, налево…") и нет ли во дворе собак, взяла свечной огарок побольше и ушла плутать.

Планировка оказалась очень простой: квадрат с двориком в центре, а по сторонам квадрата – по два ряда комнат с коридором посредине. Лестница справа оказалась на месте, и Кошка бодро зашагала вперёд. Ступенек через двадцать пошла не так бодро, потом стало холодно, будто от сквозняка, потом бросило в жар, и ноги налились неожиданной тяжестью.

«Жар – это хорошо, – подумала Кошка, чувствуя горячую пульсацию в плече и боку. Широкая колонна у края лестницы покачивалась перед глазами. – Если кто увидит, буду бредить».

До кабинета она дошла с передышками, никого не встретив, даже пресловутого Ёнту, который должен был торчать где-то здесь. Видимо, не выходил из упомянутой каморки.

Кошка бесшумно подошла к двери, из-под которой сочился свет, и стала слушать. Толстое дерево гасило почти все звуки, и расслышать удавалось только обрывки.

– …любые сведения… – это ол Баррейя. – …пыль, налоги, контрабанда – что угодно…

– …доказательства, чтобы их взять?.. – всё верно, действительно Нхарий. Кошка потёрла ладонью лицо. И ладонь, и лицо были мокрыми и липкими.

– …«Стрижах»… – сказал герцог, заставляя вслушиваться внимательней: «Стрижи» были имуществом кхади. – …доказательств нет… («И не будет, – подумала Кошка. – Уж где-где, а в „Стрижах“ отродясь никаких доказательств не было». ) …подозрения, что это кхади…

Потом было ещё что-то неразборчиво, потом Нхарий сказал что-то утвердительное, но этого Кошка не слушала, потому что бок и плечо прострелило такой болью, что пришлось разогнуться и встать, держась за стену и стискивая зубы…

Дверь открылась, и Кошка тупо подумала, что не надо изображать мутный взгляд. Думать не тупо уже не получалось, а взгляд и так был вполне мутным, и в этой мути колыхался ол Баррейя.

Вейса мяукнула что-то про отхожее место, плутания и ещё что-то, пока ол Баррейя что-то спрашивал. Потом в голове прояснилось немного.

– Идти можешь? – повторил герцог, но ответа уже не стал ждать, а поднял на руки и понёс куда-то. Вероятно, обратно в людскую, поскольку проснулась Кошка уже там и уже под вечер.

Нарк

2272 год, 1 день 4 луны Ппд

Логово, Собачница, Эрлони

Начинался вечер замечательно. Общего торжественного ужина не случилось; хоть почти все были свободны, но сидеть в четырёх стенах в такую звёздную ночь казалось кощунством. Кто-то забегал, кидал что-то в рот (или, наоборот, на стол) и убегал снова. Нар Кьё сидел на окне, куда сегодня почему-то не умостился Воробей, и глядел то за окно, то в дом. Он уже привык, что кхади называют его «Нарк», но сам о себе думал по-прежнему как о Нар Кьё а-Тис-а-Вья, илирском дворянине. Пусть и не бывшем дома уже почти год, пусть и шестом сыне без права на земли и титул, пусть и заштатного обедневшего рода…

Мальчишка почувствовал, что ещё одно «пусть и…» – и жалость к себе начнёт изливаться двумя солёными ручьями. Отвернулся от узкой улочки, где на чёрном настиле желтела полоса света из окна, на которой пятном лежал силуэт с вытянутой головой – Наркова тень. В комнате было веселей. В углу на шкурах, на любимом Кошкином месте, она самая играла с Хриссэ в шаги. Сначала Кошка вздумала обучить игре Тиссу, которая до сих пор ходила сама не своя, но лекарка не увлеклась, хотя и послушно заучила правила. А потом пришли Близнецы, пошептались с Хриссэ и утащили лекарку гулять над ночным Арном. А Хриссэ остался с Кошкой играть в шаги. Набор фигурок принёс Тень, причём вор клялся, что не помнит, как набор попал к нему в сумку. Тень в тот раз посылали шпионить за ол Жернайрой, так что логично заподозрить хозяина в злополучном лорде, но кто теперь что докажет – да и зачем? Вещицы сменили хозяина, и к старому уже не вернутся.

«Можно сказать, как я!» – подумал Нарк и уставился исподлобья на ставень. Ставень когда-то был выкрашен в зелёный, но теперь отливал сизым, а на углах краска и вовсе начала кучерявиться.

Нарк задумчиво колупнул краску. Отец дал бы ему хорошее образование, не сложись всё так, как сложилось. Не потому, что всерьёз заботился о судьбе «пятого», а просто по инерции, что ли. Отец считал себя знатоком искусств и образцовым аристократом, так что на приличное образование денег не жалел. Этим охотно пользовались местные мудрецы-недоучки, так что из всей учёбы по-настоящему приличной оказалась только Школа воды. А танцевать Нар Кьё умел и любил всегда, и заслуги учителей в этом не видел.

Так или иначе, ни техника Школы воды, ни незнание поэтических трактатов никак не повлияли на исход драки между командой «Яшмы», за право везти пассажиров дальше, – и пиратами, за право сильного присвоить себе молчащее, мычащее и говорящее содержимое трюмов и кают.

Нарк злобно ковырнул очередной кусочек краски, тот не обломился, а подло ткнулся под ноготь, до крови. Нарк сунул пострадавший палец в рот и отомстил чешуйке краски второй рукой. Дверь открылась, вошла Теотта, как обычно, что-то напевая. Нарк тут же отвернулся, чтобы не психовать лишний раз: эта адептка сложных узлов и стихийной магии невзлюбила Нарка моментально и без объяснения причин. Мальчишка старательно изучал звёзды, но затылком чувствовал, как Теотта обдала его презрительным взглядом, проходя в дальнюю комнату. Отворачиваться было, наверное, трусостью, но встречать этот взгляд значило бы лезть в драку. А это форменное безумие: в соседней комнате с дедом Янеком сидит Кхад, изучает что-то-там-тику, а прямо под носом – Хриссэ и Кошка. Из блюстителей порядка только Лорда и не хватает, хоть и одной Кхад хватило бы за глаза. Как и положено приличным наёмникам, к числу которых Нар Кьё а-Тис-а-Вья намеревался примкнуть после школы, мальчишка вскидывался и закипал мгновенно. Потом пришлось терпеть и молчать – связанный и в трюме работорговца много не навоюешь, как и на рынке рабов. Молчать получалось плохо, результаты чего немилосердно саднили. От побоев работорговцев следы не оставались, но это сомнительное утешение. Кто знает, может, тьё погибло ещё там, на корабле?

Нарк снова отвернулся на улицу. Там всё равно никто не ходит в такое время, а если и пойдёт, ничего не разглядит против света, хоть ревмя реви.

Кошка говорит, что не знает, есть у людей тьё или нет, но точно знает, что Нарк рехнётся, если не бросит об этом думать. Хриссэ только смеётся, но он всегда смеётся – смеялся же и тогда, когда купил Нар Кьё а-Тис-а-Вья, илирского дворянина и имперского раба-танцора, чтобы, как он выразился, «поиграть и поломать». А Лорд говорит, что ни у кого из кхади души нет, потому что нет маэто17, а без маэто душа истаивает и умирает, и люди без маэто со смертью умирают навсегда. А Кхад ничего не говорит, потому что Нарк не кхади, а только «при Хриссэ», то есть, вроде его ручного щенка, как псина Шонека, а Кхадере до такой шушеры дела нет. И это почему-то обидно.